В.А. Монсе

Чрезвычайно интересная и богатая отрасль коллекционирования —бонистика — в последнее время становится под угрозу самого опасного уклона. Наши бонисты, собрав все знаки, более или менее легко добываемые, заскучали. Недостающие в коллекциях экземпляры, хотя и расцененные по каталогу СФ А иной раз довольно низко, оказалось весьма трудно получить. Пополнять же коллекцию 10—15 экземплярами в течение года — перспектива, конечно, не очень способствующая оживлению бонистики. В результате многие совершенно охладели к бонам и занялись филателией, а коллекции бон отложили в сторону. Не мало и таких, которые совершенно ликвидировали свои коллекции. Да это и понятно. Ведь по началу эта новая область коллекционирования эпидемически захватила огромные слои детей, молодежи и взрослых и, кажется, не было ни одного дома, где бы кто-нибудь не собирал бумажных денег. Еще бы! Чуть не каждый день приносил все новые и новые вклады, коллекции росли, что называется не по дням, а по часам, открывались все новые и новые знаки и целые выпуски и т. д. Но проходили годы, получение новых дензнаков в коллекцию становилось все более дорогим и трудным делом, и широкая масса стала охладевать. Появились ликвидаторы коллекций, и семья бонистов сильно поредела. Думаю, что об этом жалеть не приходится и что с явлением этим нужно только считаться, как с совершенно неизбежным.

Гораздо важнее выяснить, чем же живет оставшаяся верной бонистике группа коллекционеров. Ведь и они тоже не были удовлетворены быстрым и неизбежным замедлением темпа пополнения коллекций. И вот мы видим “ковыряние” в дублетах и исследование их чуть ли не под микроскопом в поисках разновидностей. Источник пополнения коллекций оказался найденным. Среди годами проверенных выпусков открылись целые группы никем не собиравшихся до этого разновидностей. В журнале “СК” за последнее время появился - целый ряд статей, посвященных исследованию отдельных выпусков бон. Из этих статей совершенно неожиданно мы узнаем, что Владикавказ, напр., выпустил не 10 дензнаков, а 52, что екатеринодарских чеков не 6, а 43, ставропольских чеков не 14, а 30 и т. д.

Это, разумеется, очень хорошо, что бонисты внимательно изучают отдельные эмиссии бон. Такое изучение вносит много ценного в дело бонистики, но вместе с тем нам все же приходится бить тревогу. Не слишком ли пристально отыскиваются разновидности бон? Не слишком ли очевидно стремление создать как можно больше всевозможных разновидностей?

В результате таких статей наши изголодавшиеся бонисты тщательно исследуют свои дублеты, кое-что выуживают оттуда, недостающие же разновидности всеми силами стараются достать на стороне.

Разумно ли это и основательны ли все те признаки, по которым авторы исследовательских статей классифицируют боны? И далее, к чему приведет такая классификация, если мы исследуем не пару — другую выпусков, а все выпуски, появившиеся за время революции?

Если каждый исследованный таким образом выпуск количественно возрастет в 5—7 раз, то в какую библию может превратиться каталог бон, издание которого предполагается в ближайшее время?

Здесь мы определенно стоим перед опасностью засорения и в погоне за количеством знаков значительно ухудшаем качество коллекций.

Если года 4 тому назад коллекция в 1 500 знаков представляла известную ценность и встречалась не так уже часто, то теперь это почти рядовая коллекция, только на добрую половину она состоит из всевозможных разновидностей.

Посмотрим же, как выявляются эти разновидности и что служит признаком, достаточным для выделения их в отдельный знак.

Признаки эти следующие:

I) Оттенок, 2) шрифт, 3) размер номера (цвет краски), 4) бумага (по толщине, качеству и пр.), 5) водяной знак, 6) подписи, 7) серия, 8) печать (по размеру, цвету и пр.), 9) опечатки, 10) надпечатки, 11) надписи, 12) сроки (рукописные) и т. д.

Боюсь, что я перечислил далеко не все признаки, по которым при желании можно искать разновидности, так как ясно намечается тенденция найти их как можно больше и во что бы то ни стало.

Что же в результате получается?

Возьмем для примера екатеринодарские чеки, с которыми тов. Соколов проделал колоссальную работу, пересмотрев 25 000 штук. По рукописным срокам выпуска эти чеки разбиты на 43 разновидности. Хотя автор квалификации и основывается при этой на форме печати и в то же время допускает отступления (“небольшие”) от намеченного им предела сроков для каждой разновидности, однако, никакой уверенности в правильности принятых автором предпосылок для признания разновидностей быть не может. Напр., у меня в коллекции есть екатеринодарский чек, который по классификации тов. Соколова подходит к 34-й разновидности (№ 10 в), однако дата на моем чеке 22/ХП, в то время как пределы, указанные тов. Соколовым для этой разновидности 6/XI—22/Х1. Я думаю, что таких примеров окажется немало.

Приходится также самым решительным образом восставать против придания номеру или литере серии характера, определяющего разновидность. Сколько нужно было бы иметь в коллекции знаков Баку и Азербайджана, царских кредиток и займов или наших советских рублей (сейчас можно встретить 1 рубль выпуска 1924 г. серии; 4801! Какой смысл собирать все эти серии? По Владикавказу тов. Соколов выделил в разновидности чеки серии А, признав их особо редкими. Совершенно случайно в моей коллекции чеки Владикавказа 1920 г. все оказались серии А. Выходит, что в свое время, когда я интересовался чеками Владикавказа, мне было легче достать серию А, чем чеки без серии. Как же верить определению редкости тех и других? Неосновательно также разделение знаков по оттенкам краски (Пятигорск 25 ру6.). Еще нелепее характеристика по размеру номера, типу и цвету его цифр (Чайковского), бумаге—ведь в первые годы революции было не до бумаги — деньги печатались на чем попало.

Что касается различных штемпельных надпечаток о продлении сроков, то, собирая и классифицируя их, можно раздуть количество ставропольских, напр., чеков до бесконечности. Ведь на всех разновидностях этих чеков можно встретить надпечатки о продлении их: “до 1-го августа 1918 г.”, “до 1 января 4919 г.”, есть обе надпечатки вместе и т. д.

Таким образом большая часть этих признаков разновидностей при ближайшем рассмотрении и при распространении их на все дензнаки не выдерживает критики и только бессмысленно раздувает объем коллекций.

Поэтому я думаю, что пора внести ясность в этот вопрос и совершенно определенно решить, что же можно считать достаточным признаком разновидности.

Я полагаю, что такие признаки можно искать только в печатном бланке, в дензнаке, вышедшем из-под тигографского станка, отбросив сорт бумаги (исключая водяной знак, если он не случаен), оттенок и серию.

Здесь может быть разновидность рисунка, текста, шрифта, водяного знака и наличие или отсутствие ошибок и печатных подписей.

Таким образом, в печатном бланке мы можем найти 6 признаков для определения разновидности.

Если дензнак используется для курсирования в каком-либо городе, его не выпускавшем, и если на нем имеется штемпель, печать или что-либо другое, указывающие на такое использование, то он признается уже отдельным знаком, и тогда тип печати и штемпеля уже может служить признаком разновидности (но ни в коем случае не цвет или сорт краски).

Думаю, что указанных признаков более, чем достаточно. Даже при таких условиях мы будем иметь колоссальное количество разновидностей (напр., по рамкам и шрифтам грозненских и житомирских чеков). По-видимому и здесь придется установить какое-то ограничение для того, чтобы не загромождать будущего каталога и выбросить излишний балласт из коллекции.

Что же касается распознавания дензнаков по размеру и цвету номера, оттенкам, толщине и сорту бумаги, цвету, размеру и типу печати, рукописным срокам, надпечаткам (не делающим знака новым выпуском) и сериям, то с этим нужно начать решительную борьбу, и я думаю, что составители каталога должны со всей серьезностью подойти к вопросу о разновидностях и не допускать загромождения его включением никому ненужных и ничего не характеризующих подробностей.